15 марта. Неделя 2-я Великого поста. Свт. Григория Паламы.

Священномученик Фаддей (Успенский), архиепископ Тверской

Зная это, святая Церковь как бы нарочито после первой седми­цы Великого поста, когда она вводила чад своих в особенно усилен­ный подвиг поста, напоминает сегодня о том, как легко может осла­беть внимание, а затем и вся душа подвергнуться расслаблению, - она напоминает словами нынешнего апостольского чтения: Мы должны   быть особенно внимательны к слышанному, чтобы не отпасть (Евр. 2, 1), а в евангельском чтении, вспоминая о расслабленном, святая Церковь предостерегает от духовного расслабления.

Она вспоминает о христианах из евреев, которые уже выдержали вели­кий подвиг страданий за Христа и, однако, перестали быть внима­тельными к слову проповеди, расслабели от временных искушений и указывает на пример расслабленного, чем оканчивается подобная невнимательность, начавшееся расслабление: полным духовным рас­слаблением, при котором человек не в силах даже подняться и одно движение доброе совершить, даже в вере ослабевает настолько, что разве ходатайство более крепких верою, святых (как расслабленный исцелен по вере принесших его), возвращает его на путь спасения. Даже когда Христос придет, не в силах человек духовно подняться и устремиться на сретение Его, войти в отверстые двери небесного чертога Его.

Но ведь Христос теперь не близ нас видимо, как был около рас­слабленного, - Он снова придет на землю только в кончине века, и встретят Его лишь бдительные люди, подобно мудрым девам, сберег­шим елей в сосудах для светильников своих. Теперь же Христос на небе, и как трудно взойти на небо человеку, живущему на земле, а рас­слабленному и вообще возможно ли? Ведь отечество наше на небе­сах, и восход туда труднее, чем, если бы начал человек восходить по лестнице, простирающейся до самого неба, - труднее во столько раз, во сколько труд с самопонуждением к хождению в добре гораздо зна­чительнее, чем труд восхождения на обычную гору. Возможно ли жи­вущему на земле взойти на небо? Не пустая ли это мечта, над которой так посмеиваются люди мира сего и мудрецы века сего?

Действительно, восхождение на небо могло бы казаться стран­ной, неосуществимой мечтой, если бы туда уже предтечею не взошел Христос и не открыл путь всем святым Своим. Когда еще ветхозавет­ный псалмопевец восклицал: Небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь... Во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их, то о видимых ли небесах только он говорил, о солн­це ли только видимом, которое утром исходит, как жених от чертога своего (Пс. 18, 2, 5-6), - не говорил ли псалмопевец еще более об иных небесах - о святых апостолах, которые распространяли благовестие о Христе до концов земли, как лучи Солнца правды, донесшие свет Его до пределов вселенной? Не они ли сделались первыми звездами на новом небе духовном? И не о них ли открыто тайнозрителю Иоанну, который видел знамение - жену, облеченную в солнце (Откр. 12), то есть Церковь Христову, облекшуюся во Христа со дней крещения чад ее, и на главе жены венец из двенадцати звезд, то есть двенадцати апостолов Христовых. И если потому же видению дра­кон-дьявол увлек с неба третью часть звезд, то есть множество отпадших ангелов, то не засияло ли вместо них множество новых звезд на духовном небе, святых Божиих, которыми Искупитель Христос вос­полнил лики отпадших ангелов?

Итак, небо не пусто: оно уже населе­но множеством духов праведных, откуда они столь часто являются и живущим на земле. Если так, то духовное восхождение возможно. Если оно кажется нам невозможным, то потому, что мы непре­станно обременяем себя тяжестью страстей житейских, которые са­мое сердце, источник жизни нашей, приковывают к земле и восхож­дение на небо делают невозможным. Разве мысль и обычного чело­века не способна облетать небеса? Ведь если бы все мысли наши ле­тели постоянно к небесам, если бы сердце самое неслось туда на кры­льях пламенной любви к «желаемому» Христу, Которого человек с жаждой любви «вперсил», подобно священномученику Игнатию, то что могло бы помешать восхождению человека «на гору Господню», на самые небеса? Как бы ни высоко было небо, как бы ни высока бы­ла гора Господня и путь духовного на нее восхождения, человек мо­жет совершить это восхождение, лишь бы сбрасывал с себя, особен­но с самого сердца своего, бремя и тяжелые оковы греховных страс­тей и привычек. Тем более легко востекают на небо святые, которые так заботились облегчать душу свою от тяжести страстей житейских постом и молитвой. Не в Ветхом ли еще Завете Енох, постившийся от всякого зла и ходивший только пред Богом, живым с телом взят на небо? Не так же ли и Моисей, очистившись сорокадневным по­стом, взошел на гору Господню телом, а духом - в самые небеса и «уз­рел Сущего», «тину бо оттряс очесе умнаго»?   Не так ли великий Илия сделался «небошественником», очистившись, подобно Моисею, сорокадневным постом, и святая Церковь восклицает о нем: «Сего убо, душе моя, восход помышляй»?

Так восходили на небо святые. А мы, едва восшедши на первую ступень в Великий пост, уже перестали следить внимательно, куда ведет нас дальнейший путь Гос­подень; едва только вспоминали (в каноне преподобного Андрея Критского) такое множество святых Ветхого и Нового Завета, прошедших путь сей, чтобы укрепить себя, и снова падаем на одр духовной болезни и расслабления; едва только со скорбию, казалось бы, восклицали, каждый о себе: «Ныне тяжким бременем обложен есмь», и уже сно­ва с усердием начали изо дня в день, из часа в час умножать это бре­мя, с которым не только на небо не подняться, но ни одним членом души свободно нельзя двинуть, чтобы сделать что-либо угодное Гос­поду.

Что может душе воспрепятствовать возлетать туда? Тело? Но пусть оно лежит в могиле до скончания века - разве дух будет прико­ван к праху, скрытому в недрах земли, если, еще живя на земле, чело­век не был привязан ни к чему земному? Для духа, который накопил в себе такое множество святых мыслей, чувств и желаний, разве мо­жет быть препятствием тяжесть тела, подобно тому, как для огром­ного воздушного шара, наполненного легкими газами, нетрудно под­нять к небесам, кроме себя самого, и большую тяжесть. Мало того, если сердце возлюбило Господа любовью всецелою, крепкою, как смерть, то оно уже возлетело ко Господу - уже при земной жизни че­ловека открывается в самом сердце его небо и рай, человек уже, жи­вя на земле, переселяется на небо, в рай, и не замечает ничего зем­ного, проходит мимо, не связывается ничем, как и человек, охвачен­ный блаженством земной любви, ничего прочего не замечает - ни лишений, ни страданий.

Как же нужно нам возноситься чаще на небо хотя мыслями, хотя пламенными желаниями сердца, томлением его по небу, откуда чело­век ниспал, плачем по потерянному раю! Одна святая мысль ведет за собою другую, и накопляется множество их, и душа, ими наполненная, легко, неудержимо будет стремиться на небесную высоту. Трудно взойти на гору, уходящую в небеса, но шаг за шагом, постепенно и не­заметно, можно взойти без особого труда, тем более, что идущим к Себе Господь подает непрестанную помощь и усладу сердца, показуя им, что «око не видело и ухо не слышало, что уготовал Бог любящим его» (1 Кор. 2, 9).

Господь же силен укре­пить стопы ваши для дальнейшего духовного восхождения, дать воз­расти духовным побегам, начавшим подниматься в душах ваших. Да исполнится на вас моление святой Церкви, которое часто возносится устами архиерея: «Призри с небесе, Боже, и виждь, и по­сети виноград сей, и утверди и, его же насади десница Твоя».

Да ис­полняются на вас слова, сказанные об Израиле, Осии пророка, о котором я часто воспоминал здесь: Уврачую отпадение их, возлюблю их по благоволению... Я буду росою для Израиля; он расцветёт, как лилия, и пус­тит корни свои, как Ливан... "Что мне еще за дело до идолов ?"- скажет Еф­рем. –Я услышу его и призрю на него; Я буду как зеленеющий кипарис; от Ме­ня будут тебе плоды. Кто мудр, чтобы разуметь это ? кто разумен, чтобы познать это? (Ос. 14, 5-10). Аминь.